Полуостров Ямал. Дом за полярным кругом.

  Мое самое яркое впечатление от Салехарда, извините, рынок-супермаркет. Вроде рынок как рынок. Только запах копченой рыбы поглощает остальные ароматы. Только овощи и фрукты расставлены на самых козырных местах, аккуратно и целенаправленно, как шахматы или музейные экспонаты. Без цен. Конечно, в выверенном годами альянсе с кавказцами, как будто фрукты на рынке не возможны без них, даже за полярным кругом...

А выходишь, на улице-то иная картина - на сбитом в твердь снегу, полукругом стоят ненцы, из тундры. Торгуют замороженной рыбой и унтами, пилят оленину.

Улыбаются, приветствуют или отворачиваются.

  Это уже не туристическая реконструкция жизни ненцев, а реальная зарисовка из жизни столицы Ямало-Ненецкого округа!

Их глухие «малицы» с капюшонами из оленьих шкур, пояса с символами от злых духов на мужчинах, женщины в богато расшитых «ягушках»… Они могут ответить на пару вопросов о своей непростой жизни в тундре или продать тебе половину замороженного оленя, если захочешь.

  А ты будто присутствуешь при неком историческом моменте… Впечатление равносильно тому, если бы, выйдя в родном Нижнем из магазина, я бы, увидела вдруг на санях бородатых купцов 18 века, торгующих соболями…

                                                             Раз дощечка, два дощечка...  
Заснеженная тундра только на первый взгляд - безграничное пространство, сплошное и неделимое.

   На самом деле, на ее поверхности древние дороги и стойбища. Ненцы, самый многочисленный из малых народов, гонят по этим дорогам стада оленей, а дома-чумы ставят на определенные места. Но для нас эти «маршруты» и «карты» невидимы. 
  Дома кочуют вместе с семьями и ставятся очень быстро – минут за 40.

Пульс жизни определяют олени, и ненцы всегда готовы к возможности быстро и технично изменить местожительство.

 Место для чума - дома без единого гвоздя - выбирает мужчина, втыкая «хорей», а ставит чум хозяйка сама.  

Сначала определяется место для очага, потом он «обрастает» полом из досок и лапника, циновками из ивовых прутьев и соломы - для постелей. Только после этого устанавливают шесты и натягиваются «нюки».

 Зимой «нюки» - это оленья шкура шерстью внутрь, летом – брезент или вываренная в котле береста. Постели застилаются оленьими шкурами, женскими одеждами, которые частенько служат одеялами и когда, наконец, закипает чайник – чум становится домом.

  
И еще сотня этнографических нюансов…У каждого члена семьи есть свое место в чуме. С какой стороны можно лечь или сесть - зависит от возраста и статуса в семье. Очаг, огонь и «сызмы» - шест, на который подвешивается котел – священны, расстояние между ними женщине преодолевать запрещено, да и вокруг чума по традиции ей тоже не пройтись. 

                                            Муж, олени, жена, старики и дети
Говорят, ненцы очень самостоятельный народ, благополучный и счастливый. Несмотря на ежедневный тяжкий труд и экстремальные условия, это редкий регион России, где рождаемость превышает смертность почти в два раза, а количество мужчин – женщин. Типичная семья имеет 5-10 детей и почитает семейные традиции.

 
Так, невесту выбирает порой не сам мужчина, а его семья…

Как живется мужчинам в семье невесты?

Насколько они ухожены, накормлены, причесаны? Все это до сих пор может являться определяющим для сватовства. Семья жениха готовит выкуп за невесту - штук 30 оленей! Каждый олень стоит примерно 15 тысяч рублей. Вот и считайте…
Дети очень рано начинают готовиться к суровой жизни. Младенцу отец делает безопасную люльку особой конструкции для кочевья, которую обкладывают мхом и нежными шкурками оленят.

И жизнь ребенка сразу начинается с путешествия…

  Даже умерев, ненцы часто продолжают кочевья.

Конечно, хоронят их на кладбищах, придавая земле. Но в условиях практически вечной мерзлоты, похоронить иногда не удается физически. Вот гробы и везут неделями по сильнейшему морозу, до кладбища. 
 Чтобы звери не могли покуситься ночью на покойника, гроб прижимают к земле шестами. А выносят покойника из чума не через вход, а, отгибая боковину, видимо, «обманывая» смерть, чтобы та не знала дорогу в чум. 

                                                Чум или цивилизация?
Через дорогу от звездного отеля «Юрибей» - реконструкция ненецких чумов. В одном из чумов меня поят чаем девушка из Киргизии (!) и ненка, жилой чум которой находился в трех километрах отсюда, в тундре. Знакомимся и беседуем. 

-

Со знанием дела задаю каверзные вопросы… 

-А кто ставит чум? Женщина?

(Над нами неприподъемные стволы деревьев, которые заворачиваются спиралью к потолку-дымоходу). 

- Нет. Вместе с мужем ставим. Сейчас почти все так делают. 
- А вы могли бы сейчас вокруг чума пройти?
- Нет. Это невозможно. Это запрещено. Только девочки могут лет до двенадцати. И вокруг очага тоже не могу пройти. К несчастью это!
- А говорят, ненцы не моются совсем… 
- Моемся иногда. А еще у меня в чуме и стиральная машина есть, и телевизор.. 
- Как это? 
- Как-как (улыбается она) – от генератора работают.
- А национальную одежду носите? 
- Обязательно. В тундре без нее не проживешь.
Я в очередной раз смотрю на нее через объектив. Женщина отклоняется… 
- Не люблю фотографироваться! Особенно меня тревожит, если потом напечатают в газете или в журнале. Ведь лицо из бумаги и помять могут, и испачкать, и выкинуть.. Даже дети уверены – нехорошо это!
На родине шаманизма к изображение лица человека относятся осторожно, и даже детские куколки до сих пор не имеют глаз, рта и носа. Как и в славянских верованиях, считалось, что именно через эти «отверстия» лица, темные силы могли «выпить» жизненные соки человека…

Но вот у входа уже сигналил наш маленький автобус, я выхожу из чума…
   В автобусе нас поджидает новое знакомство. Николай Лаптандер, с виду обычный горожанин, подрабатывающий в сетевом маркетинге. Но именно к нему в чум мы едем на ненецкий ужин за 20 километров от Салехарда в тундру, где его личные олени в каком-то невероятном количестве бродят по тундре…
Его рассказ – будто сказка.

О том, как сватался к жене, и что сыновей у него пять, и одна дочка.

Что шаманы ныне редкость, а за больным и роженицей прилетают в тундру вертолеты.

И что, сихертя, ямальского «йети» он сам не видел, но дед его повстречал…
- А дети учатся в школе?  
- Вертолет забирает их в сентябре в интернат, а возвращает в мае. 
- Неужели вы не скучаете?
- Да- когда скучать? Скучать-то некогда - дел полно!
С молоком матери и кровью оленя ненецких детей учат законам природы, формулам стихии. Их учат с младенчества делать строганину, ставить чум и общаться с духами мертвых. Уже в пять лет маленький ненец (и девочки тоже!) держит уверенно в руках нож. Выглянув из чума в тундру, они уже могут предсказать погоду на весь день. 
Привезенные же в цивилизацию, за хорошим делом – учебой, дети вынуждены принять другое мировоззрение и социальные правила. Или не принять...

И какой-то процент детишек бежит прочь, обратно домой, в тундру.

Но Николай не рассказывает нам об этом.

                                                                Рыба, кровь, морошка
 Ненецкие блюда – еда без метафор. Единственное иносказание - гениальная в своей образности и наивности ненецкая поговорка: « Паук в паутине – к рыбе». В остальном все просто, как раз-два-три - мясо, рыба и морошка. 
Ненцы - спецы по выживанию. Зимой зачастую свою еду они не варят и не коптят, а тонко строгают жирного замороженного муксуна, рыбу царской породы, или мясо оленя острым ножом.

 И первый человек, который однажды сказал – «еда тает во рту», наверняка съел строганину из муксуна и закусил ее мороженной клюковкой. Потому что «тает» такой «союз» бесконечно вкусно.

   Пока на разных континентах мода на вегетарианство захватывает все больше и больше людей, ненцы практически все необходимые «овощно-фруктовые» витамины получают из диетического оленьего мяса. Оленина - неожиданно вкусное мясо, темно красного цвета. Я бы сказала кровавое - мясо, насыщенное кровью, пропитанное ей.

В рацион ненцев не попадает ни свежий огурчик, ни ананасы, ни даже яблоки, только оленина. Зато она, богатая витаминами С и В выручает их не одно столетие от цинги.

Ненецкий соус – кровь оленя, это чистейший адреналин для городского жителя мегаполиса. Или деликатесный для оленевода рыбий жир, в него тоже макают кусочки рыбы и сухарей. Конечно, туристов не пугают такими «соусами». А заменяют и типичным тар-таром.
Нам оленину давали его и в виде закуски, и нежными вареными кусками.

Мне понравилось мешать его с замороженной клюквой, а варенное макать в большую тарелку, где была рассыпана соль с перцем. Это напоминало детство, когда испытываешь восторг от чего-то совсем простого - свежего ржаного хлеба, намазанного «вонючим» подсолнечным маслом и посыпанным солью, второпях конечно, потому что со двора кто-то уже зовет играть…
Олень, медведь и щука – священные животные у ненцев. Все они, священные, отлично варятся, строгаются, коптятся и съедаются в уютных чумах.

Больше понятного нам сакрального смысла - в самой трапезе. За стариками не принято доедать, а упавший кусок предназначается умершим предкам. Его не поднимают, а подвигают поближе к очагу.

 
                                                                Постскриптум
- Куда можно рыбу положить, чтобы не протухла? – спрашиваем мы в шикарном отеле. 
   Метрдотель ведет нас к пластиковой двери, за стеклом которой видна снежная гладь, покалывает мороз и свистит ветер.

   Вырываясь сквозь щель внизу, холод сохранит свежесть нашим вкусным сувенирам.

   Близость к земле, к ветру, к тундре… Мне кажется, в этой первой реакции профессионального метрдотеля в крутой гостинице Салехарда – воспользоваться холодом, стихией, природой - частичка особого национального сознания.
   Конечно, все больше ненцев поставят чумы на тех местах тундры , где ловит сотовый.

   Но есть и такие, кто не соблазнятся блеском бакса и стенами офиса, и возвращается в тундру, чтобы погнать стада по древним дорогам, известным только им.

  А политики будут думать, как сделать так, чтоб поголовье оленей не уменьшилось.

Ведь как сказал один ненец – «Без оленя – я не человек».