Новый Год на чужбине, на чужой стороне

                                                               Новый Год на чужбине, на чужой стороне

            Перспектива проспать, пролениться, проваляться всю новогоднюю десятидневку в тот раз подвигла нас на путешествие в края, знакомые и любимые, с полным правом можно сказать родные, куда мы всегда, начиная когда-то с первой встречи, стремились. И в то же время современные геополитические реалии, распад когда-то единой (ой ли?) страны, опасения за существовавшую ранее общность языка, транспортные и визовые проблемы и, наконец, 20-летний перерыв создавали душевный дискомфорт, который я и попытался отразить, выбрав заголовок этой истории.

            Эта земля для меня особенная. Отсюда вся материнская линия родных, начиная с бабушки и деда, которых я застал, а может и с каких-то более далеко уходящих в прошлое корней, о которых мне, к сожалению, ничего не известно. И уже не у кого спросить. Когда-то прочел, что норвежцы знают свое родство по крайней мере до девятого колена. С тех пор остро завидую норвежцам. Сюда я часто, почти ежегодно ездил когда-то, здесь были родственники и друзья, здесь провели мы с женой медовый месяц и вместе и порознь бывали позже с подрастающим сыном. Строгую латышскую визу нам помогли получить любезные сотрудники «Sky Tur», из-за отсутствия бронирования у РЖД и наличия такового у авиации мы выбрали самолет вместо привычного когда-то поезда, за что пришлось, правда, познакомиться с, мягко скажем, неустроенностью Шереметьево-2.

            И вот поздно ночью друзья встречают нас в новом Рижском аэропорте. Таковы причуды расписания: или ночуешь в Шереметьево-2, чтобы вылететь рано утром, или прилетаешь ночью в Ригу. Что это: конкуренция авиакомпаний или естественный регулятор туристического трафика? Кто знает, но «нас не догонишь». После 20-летнего почти перерыва мы празднуем новый 2008-ой год на земле Латвии с друзьями, которых достаточно давно не видели. Казалось бы, ну что тут такого, решили – приехали. Скоро вообще по Интернету можно будет перемещаться, Google что-нибудь придумает. Но если между первым путешествием сюда и этим почти полвека, все не кажется таким простым.

            Мы здесь давно не были, и город нас не ждал. Он почистил и покрасил фасады, обновил утраченные местами лепнину и фигуры на фронтонах зданий, восстановил поголовье уток на реке взамен съеденных в лихолетье начала 90-х. Птицы с яркими клювами плавают в реке и чинно разгуливают среди зимы по берегу вместе с горожанами и туристами. Под только что выпавшим снегом в парке угадываются фасонно выстриженные газоны, а на кончиках ветвей деревьев беззащитно зеленеют новорожденные листочки, опрометчиво вылезшие из почек на зов теплой погоды первого месяца здешней несуровой зимы.

            И всюду новогодние украшения: на домах, балконах и даже на башнях старой Риги, в витринах магазинов - веселые мордочки и праздничные сувениры. На границе старого города в киосках местные рукодельники и ремесленники из соседней Литвы продают украшения, бесчисленных крыс и крысят (впереди год крысы) в керамическом, стеклянном, из металла с эмалью, вязаном из шерсти исполнении. Они появились на улицах к католическому Рождеству, и часть из них уедет после новогоднего праздника, а кто-то переберется на базар ремесел в Юрмалу. На импровизированных вернисажах традиционные здесь изделия из янтаря, тканые жанровыми рисунками салфетки, валяные задорные береты в гамме от нежно-розового до черного. Наши дамы всласть перемерили всю стопу и один купили.

            В кафе, граничащем с роскошным книжным магазином, но не отделённом от него, пьем с друзьями чай и горячий шоколад. Здесь выставлены и продаются зайцы, кошки и игрушки из белого и черного шоколада. Сегодня, накануне Нового Года, их активно раскупают. Особым успехом пользуются разнокалиберные литые шоколадные колокольчики. Встречаем праздник с друзьями, а назавтра собираемся на Взморье, где будем базироваться до отъезда. В доме украшенная елочка, на столе – всякая домашняя еда и пироги, пьется вкусно, но уже не так обильно, как прежде. С интересом листаем коллекцию книг, альбомов и открыток с рижскими видами, архитектурой и скульптурой, главное это конечно Вецрига – старая Рига.

            Сегодня за этим столом два поколения наших друзей. Это приятно, ибо уже привычным стало, что дети празднуют в on-line, а старшие в воспоминаниях о запахе мандаринов, который когда-то сопровождал половину декабря и января (а не как в анекдоте про клубнику и Швецию – весь год, ежедневно с 6 утра до 12 ночи), с видом не на современную синтетическую красавицу в немецких шарах, китайской мигающей иллюминации и самых-самых игрушках со стразами, а на ту елочку – живую, с клееными бумажными гирляндами и цепями, со станиолевыми нитями дождя, нашим (не Санта) Дедом Морозом, белой ватой с блёстками, маскирующей перевернутую табуретку или деревянный крест, трехцветной электрической гирляндой с крашенными лаком лампочками, с покрытыми серебряной краской деревянными самолетиками с красными звездами на крыльях, с ватными на проволочных каркасах клоунами и куклами, развешанными на елочных лапах, с бумажными хлопушками с конфетти и с конфетами на нитках. За окном, совсем как в Москве, грохочут китайские петарды, расцвечивая ночное небо сполохами и салютом.

            А какие конфеты раньше были в подарках, которые по отрывным с билетов талонам выдавали на профсоюзных елках: «Ну-ка отними», «Мишка косолапый» и «Мишка на Севере», «Золотой ключик», «Клубника со сливками», «Суфле», «Красная Шапочка», «Огни Москвы», «Стратосфера» и карамели «галошком». Новый Год в двух мирах – современном и детском – удел старших. А тут еще в чужой (своей?) стране и одновременно частью души дома. Все это на разрыв и в то же время на разные чувства и ощущения. Очень здорово когда-то сказал Ролан Быков: «Как медленно тянется время в детстве: солнце утром, на двор с друзьями, на речку и в лес, столько всего увидел и узнал. А сейчас: встал – лег, встал – лег, встал – лег – Новый Год».

            В Юрмале глаз ловит знакомые черты: здание поликлиники между Дзинтари и Майори, бронзовый Лачплесис, замахивающийся мечом на дракона у вокзала Майори. Судя по тому, что уже много лет карающая рука подъята, а дракон не обезглавлен, это скорее, чтобы попугать, а не всерьез. Герой, видимо, понимает, что убить пусть тварь, но занесенную в красную книгу, бесчеловечно, по крайней мере, в отношении правнуков, которые бросают свои санки и норовят погладить чудовище, а то и сфотографироваться с ним. Много совсем новых домов, гостиниц, ресторанов. Что-то строится с умом, стильно и в то же время в соответствии с общим обликом Взморья. Много строений с чертами модерна (здесь его называют на немецкий манер – югендштиль), многие дома обновили, подкрасили, сменили заборы. Часть строится в характерном для Юрмалы дереве, многоэтажки и роскошные особняки – в кирпиче, камне и стекле. Вроде бы по-прежнему действует запрет на вырубку сосен в приморской зоне, но «если нельзя, но очень хочется», местные власти, как и у нас, дают добро. Спасибо хоть у здешних архитекторов хватает вкуса и самостоятельности ограничиваться модерном, северной неоклассикой и иной стилистикой, сочетающейся с тем, что произросло здесь из города Рижское Взморье, и не пытаться строить, как в Подмосковье, ампирные и необарочные дворцы.

             Несколько необычны для приезжего украшенные к Рождеству и Новому Году гирляндами, венками и хвойными лентами дома и участки. Все это светится, мигает, искрится на деревьях и заборах. Игрушечные Деды Морозы по веревочным лесенкам или водосточным трубам лезут к окнам, чтобы ночью разложить по чулкам и около каминов подарки. На подоконниках почти в каждом доме волнистые белые керамические пирамидки с семью электрическими свечами. Странные на московский взгляд зимующие на улицах кошки, по одной или группами по 2-3, играющие на снегу под скупым солнцем, неожиданным для нас в начале января. Наверное, это относительно близкий Гольфстрим придает им храбрости и помогает выживать в здешние зимы рододендронам и розам.

            Вечером первого января гуляем по ярко освещенной улице Йомас в Майори. Кафе, магазины, рестораны и пиццерии работают, публика с детьми в праздничном настроении радуется выпавшему в ночь на 1-ое снегу, ярким витринам и украшениям. Ищем хлеб, которого нигде нет. Наверно в праздник весь раскупили, а может пекарни остановились на миг и свежего хлеба (а другого здесь не бывает) не хватило. Продавцы извиняются: «Разве ж угадаешь, сколько хлеба съедят на праздник». Да бог с ним, назавтра хлеб уже снова на всех прилавках. Для приезжих россиян впереди, по крайней мере, недельные каникулы. А остальные со второго дня нового года работают, кто-то уже выбросил по католическому обычаю елку, гирлянды еще висят, но иллюминация уже не такая яркая и массовая, все петарды израсходованы 31-ого и 1-ого. Кроме того, не сезон, сильно для этих мест подморозило, часть магазинов и кафе закрыта, какие-то работают не каждый день.

            Некоторое оживление на улицах и небольшие очереди в обменниках, где латы дают за доллары, евро и даже за рубли, создают путешественники. Они же оправдывают зимнее существование отелей, число которых за последнее время существенно увеличилось. В небольшой трехзвездной гостинице «Элина», куда мы зашли по просьбе знакомых, двухместный обычный номер стоит от 50 до 70 примерно долларов за сутки в зависимости от комплектации. Это без питания, при гостинице работает кафе. Мы с фотоаппаратом собираем коллекцию особенных строений на улицах Взморья. Среди них домики из европейских сказок с многоскатными крышами и башенками, современные хай-течные строения, составленные их разноразмерных параллелепипедов, отделанных деревом или под дерево, с прямоугольными окнами разных размеров и металлическими декоративными лесенками по торцам. Но в этой современности иногда как дежа-вю вдруг проглядывают темы студенческих проектов Баухауза от Вальтера Гропиуса со товарищи.

            Кроме традиционной серой или зеленоватой раскраски домов, встречаются сочетания белого с терракотой или белого с приглушенно красным. Кое-где из аккуратных труб дымок, и везде спутниковые тарелки. И рядом с этим благолепием или напротив – сиротливые дома, наверное, довоенной еще постройки, с облупившейся краской, запертыми или заколоченными проемами, явно необитаемые на вид. Изредка такие дома стоят с проломами и следами пожара. Может это способ освободить дорогую здесь землю или попытка получить страховку, а возможно и судьба заброшенных домов, которые в отличие от рукописей очень даже горят.

            Гуляем вдоль моря из Дзинтари в Булдури по присыпанному снегом песку. Ветрено, солнце из-за дюн и сосен подсвечивает свинцовые облака с разрывами над морем. Получается странное, феерическое сочетание – свинец с розовым. Это делает фон прогулки нереальным, призрачным, да еще с белыми проблесками чаек в воздухе. Все стараются это фотографировать, но вряд ли у кого-нибудь получится. Ведь известно, что призраки редко фиксируются на пленке, разве что на цифре по-другому. В хичкоковский антураж не вписываются двое бегущих трусцой. Это мужчина по-летнему в шортах и налегке и с трудом поспевающая за ним дама в длинном балахоне с капюшоном. Также выбиваются на общем фоне три немолодые дамы громко русскоговорящие. Две из них в длинных черных дорогих шубах, третья – в фирменном пуховике. Все без шапок, с пышными прическами под капюшонами и с вызывающе ярким макияжем. Совершенно театральные фигуры по-хозяйски выгуливающие навстречу. Может постояльцы лучшего местного отеля, может здешние новые помещицы.

            Плюс – минусовая погода при приезде, потом все холоднее, мороз и солнце, сегодня в канун православного Рождества с утра немного потеплело и сильная метель, некрупный, но плотный снег с ночи и все утро. Мы пошли сквозь снег к морю, которого не увидели: заснеженный берег, снег и дальше свинцовое небо за снежной завесой. Потом, как отрезало, снегопад кончился, но верховой ветер еще какое-то время гнал поземку с крыш. И снова начало понемногу холодать, а как же иначе, если дело идет к рождественской ночи. В этом краю зимующих кошек и рододендронов, оказывается, бывают довольно холодные зимы. К счастью, не такие долгие, как у нас.

            Рижский шопинг – это увлекательное занятие. Чего стоят, например, янтарные россыпи в магазинах Юрмалы и в бутиках старой Риги. В старое время изделия из янтаря присутствовали в любой ювелирной коллекции, в бижутерии и в сувенирных и газетных киосках. Янтарь не то, чтобы обесценился, но был немоден и простоват. Здешние янтарные россыпи со вкусом оформлены, янтарь традиционного желто-солнечного цвета наряду с необычным зеленоватым, в серебре и золоте, хорошо покупается, особенно западными туристами. В старом городе на туристических перекрестках арт-салоны янтарных украшений. Ювелирные магазины, заполненные изделиями местных мастеров, - украшение города. Эта промышленность вполне жива и поставляет на обильный и разнообразный рынок праздничных подарков изделия ручной работы.

            По старой Риге не находишься, она неисчерпаема, необходима – ее не обойти и без нее не обойтись тому, кто гулял по этим узким улочкам, сиживал в здешних кафе, разглядывал барельефы на старинных фасадах, заглядывался, запрокинувшись, на шпили соборов. Пространства города и времени переплетаются, образуя зыбкий, меняющийся рельеф. Путешествуя по ней, часто приходишь совсем не туда, куда рассчитывал, а иногда, куда бы ни пошел, попадаешь в одно и то же место. Здесь три старинных дома – Три Брата стоят, прижавшись друг к другу, и глядят на прохожих узкими средневековыми фасадами. Грифоны со стены с неодобрением смотрят на зимующих ворон, совсем не обращая внимания на туристов. Маленький гостеприимный чесночный ресторанчик застенчиво зазывает гостей, добавляя в холодный и безвкусный зимний воздух пахучую теплую ноту через временами ненадолго открывающуюся дверь. Крошечный кабачок «12 стульев» рядом с Домским интригует новичков, заставляя их пересчитывать сиденья. Где-то в переплетенье двориков вдруг попадается на глаза рисованная вывеска джазового клуба, и пока не уходишь от него совсем в очередную арочную подворотню негромкий Бах, присутствующий здесь по настроению везде, сменяется синкопированной мелодией, которую вполголоса напевает латаный саксофон, и перестуком степа.

            Улицы старых городов всегда завораживают, будь то закоулки Кордовы или узкие переходы старого квартала Барселоны. Но Рига как первая любовь, этого не забыть, это не поймешь – в памяти или в крови. Обстоятельные путеводители не в состоянии передать ее ауру, того трепета, который испытываешь от прикосновения к ее истории, тех черт и случайно пойманных глазом ракурсов, ради которых здесь надо побывать и возвращаться вновь и вновь.

            Почти все встреченные говорят по-русски, кроме, может быть, самых молодых. Да и те по определенным соображениям ориентируются сейчас на изучение, по крайней мере, трех языков, включая русский. Есть экономическая потребность, которую дай бог не поломает наша привычная внешнеполитическая недальновидность.

            Мы уезжаем, оставляя на расчищенных от снега, но заледенелых тротуарных плитках проталины. Это следы от слез моей спутницы, которая не хочет расставаться с тем, к чему прикипела сердцем, с чем сжилась в очередной раз за прошедшую неделю с небольшим. Скорее всего, именно на месте этих проталин весной между плитками первыми пробьются трава и цветы. Здесь до весны еще месяца два или меньше, как повезет. Когда-то давно родственница присылала мне из Риги поздравительные открытки к Новому Году. На этих необычных почтовых карточках изображены были гномы, восседавшие на ветках новогодних елок. Они были веселые или грустные, но смешные. Много позже я узнал, что они похожи были на диснеевских гномов из Белоснежки. Я притаскивал их в школу и пускал по классу. Послевоенные мальчишки подолгу рассматривали их, но открытки всегда возвращались. Гномы еще долго жили в нашем доме на Садово-Каретной, а потом куда-то делись. Ушли, наверно.

            P.S. Желание принять участие в февральском конкурсе, несмотря на не так давно опубликованные предостережения блоггера-аналитика с пистолетом Феликса Эдмундовича за поясом, побудило меня дополнить новым текстом цитаты из ранее представленного мной материала. Удалось ли получить новое качество, судить Вам, строгие судьи и редкие, но любимые мои читатели.