Замечательный и всегда верный

Седьмая жизнь Мигеля Лопеса де Легаспи подходила к завершению. Старый конкистадор стоял на отмели, и черный песок с каждой волной поднимался все выше к голенищу изрядно потрепанных сапог.

Перед конкистадором Легаспи раскинулись прибрежные мангровые леса, в редких просветах листвы угадывались крыши домов города. Нового города, его города. Лучшего порта на диких азиатских островах, покорению и пониманию которых он отдал три последние жизни.

Крошечным маячком над манграми светился деревянный крест. Первый истинно католический храм, наконец, поднялся над дождевыми лесами Лусона после того, как Святейший Престол удовлетворил личную просьбу конкистадора и прислал отца Григорио, поседевшего, но крайне прозорливого и опытного миссионера, благословленного на создание официальной католической миссии в новых колониальных территориях.

Отец Григорио без тени сомнения присвоил новой миссии имя своего покровителя, и миссия Сан Григорио, мобилизовав местную рабочую силу, еще не разбежавшуюся по окрестным деревням после строительства порта, сумела воздвигнуть внушительную деревянную церковь, на забыв при этом пристроить солидный жилой комплекс для миссионеров и отдельный домик в тихом тенистом уголке для настоятеля лично.

За яркой искоркой креста вечной тенью висела Гора. Чаще скрытая облаками, этим утром она высветила себя во всей красе, и только легкий дымок из самой вершины казался облачком, забывшимся и отбившимся от грозовой черной стаи, что пронеслась прошедшей ночью над портом и улетела прочь к самому краю колониального мира.

Шел 1570й год от Рождества Христова.

Каждая собака знает, что у истинного конкистадора девять жизней. Этим истинный конкистадор несколько неловко напоминает кошку, но уж такова судьба настоящего завоевателя.

Конкистадор Легаспи первую свою жизнь отдал служению Империи в родном городе, от названия которого и происходило родовое фамильное древо. Три жизни провел в далекой Америке, сперва в жесточайших схватках с местным сопротивлением, затем в не менее жестоких баталиях с собственным правительством за право доли в колониальной казне, а после - восстанавливая, отстраивая и воссоздавая новую колониальную столицу - Мехико.

Ровно то же повторилось и в Азии. Но на этот раз Легаспи был доволен - в таком отдалении от Испании, выйдя из тени Кортеса, он был полноправным хозяином свой новой территории, удивительного мира островов, населенного благодушными и верными людьми. Замечательный и всегда верный город. Замечательный и всегда верный народ.

Осталось малое - подчинить себе столицу. Ради нее не жалко последних жизней. Эталон пути конкистадора.

За год до окончания своей последней жизни Мигель Лопес де Легаспи вытесняет британцев с западного побережья Лусона и провозглашает Манилу столицей колониальных Филиппинских островов.

Старик Легаспи ушел. Остался город. Деревянная церковь сгорела от случайной искры. Пользуясь чрезвычайными обстоятельствами, миссионерская община Эрмита взяла приход Сан Григорио под свою бдительную опеку. Через несколько лет местечко Кагсава, на территории которого стоял приход отца Григорио, обрело полновесный каменный собор с трехярусной колокольней, зернохранилищем, а также редкими для горной местности колодцами-запасниками с пресной водой. Год за годом вокруг собора отстраивались местные жители, потянувшиеся за возможностью пользования общинными сооружениями. Городок оброс невысокой стеной, джунгли выжгли под рисовые поля. Община Кагсава стала влиятельным центром при городе, названном по имени своего основателя - Легаспи.

А Гора над городом все прела легким дымком, лишь изредка посматривая в щелочки облаков на растущее шевеление где-то внизу. В город и к Горе стали притягиваться художники и поэты, пилигримы из Старого Света.

А однажды ранним февральским утром города не стало.

Гора проснулась и в одночасье снесла потоками раскаленных камней и удушающего пепла строения, завалила дороги, высушила поля. За несколько минут от самого процветающего центра побережья осталась лишь пепельная масса.

И колокольня.

Отстроенная из легкого туфа, поставленная на фундамент из тяжелого вулканического камня, колокольня собора, засыпанная пеплом, поцарапанная, слегка накренившаяся - выстояла под натиском Горы, раздвинув собой потоки горячих каменных глыб.

Немногие выжившие покинули засыпанный город. Крестьяне ближайших деревень в спешке собирали скарб и направляли груженые повозки к Легаспи, подальше от разъяренной Горы. Гора, тем временем, успокоилась, не став повторно проверять на крепость упрямую колокольню Кагсавы.

Кагсава осталась мертвым городом. За несколько лет жители сумели расчистить центральную площадь, похоронить извлеченные из-под спрессованного пепла и камней останки родственников и знакомых. Через десять лет после смерти города, на кладбище, основанном близ развалин собора, отслужили первую мессу.

С годами джунгли поглотили город.

Стена из серого туфа стала практически неразличима за плотным пологом леса.

В город заселились новые жители и создали свой миниатюрный мирок.

Когда пепел скрылся под слоем плодородной почвы, между остатками фундаментов сами собой возникли новые рисовые поля. Но поселенцы не трогали местность в переделах городской черты, предпочитая поставить лачуги подальше от места старой трагедии.

И когда остыли пепельные горы, когда через завалы камней пробились к солнцу погребенные было на время ручьи, бывшие жители города решили воздвигнуть новый храм, высоко на холме. Чтобы стоял он, гордо взирая на Гору, и держал собой Гору, и хранил покой самого замечательного и верного города Легаспи.

И они пробили дороги через завалы, дошли до горячих камней, и, задыхаясь от смердящего газа, перенесли самые тяжелые камни Горы на самый высокий холм близлежащей Дараги.

Из камней поменьше сложили стену.

Из больших глыб - собор в серо-черных, скорбных тонах.

На мягком туфе под резцами местных мастеров проявились контуры святых и великих.

Почти два столетия молчала Гора. Люди стали забывать ее силу. Собор перестал быть защитником, стал просто символом, привычным глазу зданием, погруженным в суматоху современного мегаполиса. Поистирались барельефы, накренилась колокольня, осыпалась штукатурка.

Зимой 2009го, 195 лет спустя, гора снова проснулась. Поиграла огнями, побросала вниз камни, выпустила облака пепла.

И жители вспомнили про собор. И про старую колокольню, единственную, способную противостоять стихии. И они вспомнили, что символы живы не сами по себе, а лишь благодаря постоянной поддержке, памяти и вере.

Старый туфовый собор, поосевший, покрытый мхом, с отломанной вершинкой креста стал возрождаться.

Раскаленные тропическим солнцем леса оплетали стены храма, и траурный цвет стен сменялся ослепительно-белым.

Собор держит Гору, люди держат собор, а вера держит людей. Старый конкистадор Легаспи это, несомненно, понимал.