Верона, она же Веронушка (заключение с экскурсами в сторону Украины)

Набережная Адидже продолжала удивлять сокровищами. На пути храм святого Стефана, оказавшийся уже закрытым. Может, тоже к лучшему, знала, здесь находятся останки младенцев, убиенных иудейским царём Иродом после Рождения Христа. Было бы слишком печально находиться в непосредственной близости от такого хранилища. Зато храм Святого Георгия с известными скульптурами святого Георгия и святого Лаврентия на фасаде ещё открыт. Поклонилась за многие века намоленному месту, зашла внутрь, тихонько посидела на чужой службе во славу, наверное, святого Варнавы, потому что 11 июня у католиков почитание этого апостола, шёпотом помолилась на своём и о своём, обозрела чудесное внутреннее убранство и пошла дальше. Набрела на сквер, в котором важно восседал… Ломброзо. Памятник психиатру и философу нашла добротным, если можно сказать так о памятнике. Нет, добротной, наверное, может быть, к примеру, скамейка для живых, а это сооружение лучше назвать основательным. Приглядываюсь: вытянутая правая рука Ломброзо опирается на череп. «Вот, был бы ботаником, цветы бы тебе изваяли, - обратилась к знаменитости  дерзко и даже фамильярно, - а так сидишь теперь с этой пугалкой, лишний раз люди не подойдут. Может, и заслужил сие утверждением, что некрасивые почти всегда порочны, а красивые - наоборот…». Впрочем, его деление всех преступников на четыре группы: душегубы, воры, насильники и жулики - до сих пор актуально.
Конечно, Ломброзо здесь восседал не случайно, он тоже уроженец Вероны. Поди ж ты, небольшой городок, а скольких великих деятелей науки и культуры породил или привлёк для труда!



Когда начало темнеть, и пора было идти к месту ночлега, решила не возвращаться назад, а - попробовать приблизиться к своим апартаментам по набережной, лишь в последний момент перейдя Адидже по очередному мосту. Примерно представляла, где вокзал, от которого собиралась плясать, но на всякий обратилась к первой встречной на смеси итальянского с немецким, конечно же, упомянув банхоф.
- Вы говорите по-немецки? - спросила женщина.
- Я, - отвечаю, чтобы выглядеть поавторитетнее.
- Тогда… - зачастила дама, обрадовавшись.
- Шлехт ферштеен, - сдаюсь немедленно, потому что если и понимаю, то только раздельную неторопливую речь, а тут фрау застрочила как из пулемёта. Не зря река Адидже считается южной границей распространения немецкого языка в Европе, что является наследием хозяйничающей здесь недолгое время Австро-Венгрии. Известно, Верона долгие столетия относилась к прекрасной свободолюбивой Венецианской республике, потом немного была под Наполеоном, далее вот - под Австро-Венгрией… и лишь в середине девятнадцатого века вошла в состав Итальянской республики. Несмотря на сложности воссоединения в прошлом и  современные разговоры об отделении из-за претензий к Риму, - проводятся плебисциты на тему,  - у туриста создаётся впечатление, что в Вероне тишь да благодать, во всяком случае, никаких агрессивных выступлений не наблюдается. То же видела и в самой Венеции: люди, позабыв былые обиды, в большинстве своём с гордостью говорят о том, что они итальянцы.



В связи с этим снова обращаюсь мыслями к Украине, отыгрывающейся сейчас на России, а самое страшное, занимающейся самоуничтожением. Конечно, обижали Украину за века многие, но… вместо того чтобы с недавним обретением самостийности хотя бы уменьшить воровство и взяточничество в собственных рядах, ставшие практически национальным бедствием, украинский народ (!) вслед за властями тщится поживиться за счёт кое-кого «извне». При этом многое сваливается с больной головы на здоровую, благо, в отношениях с Россией сейчас есть повод в виде многострадального Крымского полуострова. Что совсем странно, это отражается на личных взаимоотношениях с россиянами. Мне за примерами далеко не гулять:
- Вам территории мало, чтобы ещё и Крым у нас отбирать?! - с налёту вопрошает  по Скайпу моя давняя, давняя знакомая, живущая сейчас в одной из центральных областей Украины. Будто я как минимум готовила референдум по Крыму.
Грустно, но до недавнего с таких упрёков она начинала каждый разговор, отчитывая меня, как директор школы провинившуюся ученицу. Не просила, прямо-таки настаивала не верить российским новостям, а слушать «у сэбе» хотя бы «розумных людэй», например Бориса Немцова.
- Нашла правдолюба, - пыталась я урезонивать взвинченную украинку, - нижегородцы до сих пор не могут очухаться после его губернаторства. И вообще, не будем о политике,  расскажи, как детки, как…
- Як можно не говорити, колы Россия… колы наши солдатики гибнут…
- Гибнут и в Донецке, в том числе дети…
- Да в Донецке одни лодыри живут. Шахтёры. Привыкли к льготам, тильки их и ждут.
- Ты думаешь, что говоришь? Шахтёры лодыри! Ещё о металлургах так скажи! Кто тогда не лодыри?
- Так Крым-то вы чому забрали? - возвращается моя собеседница к беспроигрышной, как ей кажется,  теме.
- У тебя высшее образование, - говорю, - попробуй глянуть пошире. Или совсем не помнишь уроков истории? Сколько русских голов за века положено ради выхода к Чёрному морю? И что, теперь отказаться? Тем более что крымчане в большинстве сами захотели в Россию.
- Так подарен же нам Крым!
- Странный подарок от странного правителя. Народ спросили? Если бы был референдум тогда, абсолютное большинство проголосовало бы против. Да и вообще, приличия требуют не принимать слишком дорогих подарков, тем более таких, позаботиться о сохранности которых явно не станет средств или желания.



Украинская тема - моя непреходящая боль, стараюсь отгородиться, да не получается. Сейчас вон наш славный поющий поэт на слуху как никогда. Российские депутаты, о существовании которых до того не подозревала, предлагают лишить его наград. Как можно лишать наград, полученных в своё время за истинные достижения! Если уж есть необходимость за антигосударственные выступления кому-то «поставить на вид», как говорилось раньше, можно придумать, например, антинаграду, некий Знак отстранения что ли. Человек задумается, и это уже много.
Холуёвцы - народ по большей части гиперактивный, всякий знает, однако и поэтов заносит порой во всех смыслах. «Не навреди» - указано нам всем, а в первую очередь, тем, кому много дано. Зачем Украине, у которой сейчас чуть ли не раздвоение личности, добавлять энергии разрушения?
Уверена, в тамошней гражданской войне нет ни правых, ни виноватых, во всяком случае, среди простых людей, и артистам можно ездить разве что из одного лагеря в другой, чтобы петь песни о мире. Или взять паузу и думать, чтобы потом не было стыдно.
Из моих личных разговоров с украинцами вырисовывается следующее: многие-таки настроены агрессивно по отношению к России, и если мне, например, жаль всех противоборствующих, то  моим собеседникам - «тильки» своих. Вот это большая беда. Хорошее почему-то забыто, сквозит даже явная зависть к нашим территориям, «до Владивостока».
- Так зачем отделялись после распада Союза? -  спрашиваю, если очередной оппонент уж слишком напорист, - и ваше было бы всё, «до Владивостока».
- А что, под вами жить?
- Да не были вы под нами, мы любили вас и считали своими.
- Так, так, старший брат, помним…
- А что плохого в понятии «старший брат», если уж на то пошло?
- Вот вас скоро санкциями-то задавят!
- Вам-то что за радость?!
Есть у меня в собеседниках и самая любимая за все переезды соседка, живущая в одной западной области Украины, где когда-то жила и я. Женщина добра по природе, со всеми уважительна, никогда никого не судила. Сейчас тоже немногословна.
- Как ты там, дорогая? - спрашиваю с сочувствием, зная, как близко к сердцу моя хорошая принимает события.
- Важко, Лена, ох как важко... Люды дитэй ховают вид армии… Гробы привозят…
Это мне тоже ножом по сердцу. Помню своих давних тамошних третьеклашек с чистыми глазами, внимающих каждому моему слову на русском языке. И учеников постарше - уважительных, умных, доверчивых. Только бы их пощадила судьба! Только бы уцелели и сами никого не убили… Кстати, у каждого учителя в нашей огромной школе было общественное поручение, я отвечала как раз за национальный сектор, считавшийся самым почётным. И это конец восьмидесятых! Куда всё ушло…



Кто-то подумает, кто ты такая, чтобы рассуждать о русско-украинских отношениях?! Да просто человек, в телефонной книжке которого и сейчас добрый десяток украинцев, человек, живший на Украине в молодости целых семь лет, а в последние двадцать лет четыре раза побывавший там - В Киеве, в Одессе, в центральных и западных областях. Это не считая Крыма, который теперь наш. Последняя поездка двухлетней давности временами пугала: агрессия и в вагонных разговорах зашкаливала - кто-то жалел сидевшую тогда Тимошенко, кто-то хотел её «казнить, оживить и ещё раз казнить»; кто-то костерил Януковича, кто-то защищал, мол, якась стабильнисть е. Опишу ещё тогдашний эпизод  с киевскими таксистами.
Сразу по выходе из вагона ко мне подлетел улыбчивый мужчина лет тридцати:
- Вам куда?
- Спасибо, мне не нужно такси. Видите же, багаж небольшой.
- Так куда надо-то? Интересуюсь просто, - говорит доброхот участливо, зачем-то шагая со мной в ногу.
- Отстаньте, пожалуйста, я знаю, что в двухстах метрах автостанция, поеду на автобусе.
- Так закрыли же автостанцию!
- Как закрыли?
- Месяц назад закрыли! Теперь вам надо на междугородный вокзал, на другой конец Киева.
- Доберусь, середина дня только.
- Вы что… - дальше идут объяснения, как это нереально.
- Сколько возьмёте?
- Да недорого, хотя бы бензин оправдать, видите, клиентов совсем нет…
В конце концов, остаётся только согласиться, меня ведут на задворки вокзала… Оглядываюсь, рядом ещё много машин, но отчего-то страшно. Пока непонятно, на которой меня повезут, опознавательных знаков нет. Но вот парень шустро кладёт мою сумку в багажник одной из машин. Значит, сюда… Открывает вежливо заднюю дверь, сажусь и вижу… за рулём уже есть мужчина, ещё и с лицом, по которому без Ломброзо видно - сидел или вот-вот сядет. Мой доброхот молниеносно прыгает на переднее сиденье, двери захлопываются.
- Я передумалааа!.. – почти визжу, - хочу выйти!..
- Вам же надо на автовокзал, - спокойно говорит облапошивший меня. Машина меж тем рвёт с места.
- Сама доберусь. И почему вас двое?!
- В Киеве опасно ездить по одному.
- Надо было предупредить.
- Не переживайте, доставим в лучшем виде!
- Ребята, вы что задумали? Я человек верующий, вас Бог накажет.
- Не бойтесь, довезём.
- Выпуститеее!
- РасплАтитесь, и выпустим.
- Я требую!
- Хватит орать!!! - свирепый на вид водитель не выдерживает моих стенаний.



- Вы думаете, я богата? - пытаюсь находить аргументы. Жить-то хочется… - Работала в школе да библиотеке в основном… - О том, что работала и  на Украине в том числе, молчу, интуитивно чувствую, этим молодчикам сие не понравилось бы. Как и то, что муж был военным.
- Наши люди всяко беднее. У вас, москалей, и газ, и нефть, а всё прибедняетесь. Нам вон как дорого всё продаёте!
- Я, что, нефтью торгую?! Говорю же, в библиотеке…
- Вон в Москве такси как дорого, хотя у вас свой бензин… Ездите же… Мы, конечно, подороже возьмём, нам же ваш газ дорого обходится, - язвительно и в то же время грозно реагирует  на мои слова угрюмый водитель.
- В Москве вообще на такси не езжу, и не москвичка я. Говорю же…
- А нам надо заработать, так что не выводите из себя, - эти слова человека с выдающейся челюстью доводят меня до полуобморока, и всё же не сдаюсь, как та лягушка:
- Нет у меня денег!
- Найдёте.
- Ребята, я гипертоник, у меня голова разрывается, грех вам будет, - тогда я ещё думала, что уважения к вере и возрасту у украинцев даже больше, чем у наших. Увы. А давление и вправду поднялось, вся пылаю.
- Нечего бояться, быстро доедем, успокаивает тот, что привёл к машине. - Меж тем вижу, мы почти сразу выезжаем за город, во всяком случае, дорога идёт среди леса. Состояние моё неописуемо. Только бы сразу убили, думаю.
- Ребята, доберусь дальше сама, возьмите сейчас с меня деньги, пока  ещё могу расплатиться. Ради Бога прошу, выпустите. Меня инсульт хватит, и у вас же будут проблемы. Оно вам надо?
- Скоро приедем, а здесь и остановок нет, видите же, лес, - отвечают чуть ли не хором и уже спокойнее, может, и вправду испугались, что окочурюсь.
-  Эх вы!
Несмотря на состояние, примечаю, ребятам всё некомфортнее из-за моих увещеваний и призывов к совести.
- Вот и приехали почти! - сообщает потенциальный подопечный Ломброзо. - Мы с вас недорого возьмём, так и быть, - меняет он гнев на милость.
- Сколько? - говорю уже почти без нервов, потому что и в самом деле вижу вынырнувшие из леса городские дома, значит, в основном мне не врали - везли куда надо. Опять же, что такое деньги, если минуты назад я мысленно прощалась с жизнью…
- Четыре тысячи ваших, российских.
- Это дорого для меня, конечно, но что я с вами сделаю, другой раз буду умнее.
В ответ молчание. Через минуту машина останавливается. Отдаю деньги. Доброхот достаёт мою сумку из багажника, спешу взять её, а он показывает на один из автобусов:
- Вон ваш  отправляется уже, быстрее надо, а то редко ходят. Давайте и другую сумку, помогу, думаете, мы совсем злодеи…
- Бог вам судья, - говорю на прощание, глотая слёзы…
Даже домашним не рассказала о такой «весёлой» поездке в киевском «такси». Рассказала лишь хозяйке дома, куда приехала, и на обратном пути она из своего города провожала меня до Киева и посадила на поезд, как я ни отнекивалась. Аргумент был таков: мне будет спокойнее. Из автобуса мы с ней вышли, кстати, на привокзальной автостанции, которая, ясное дело, не закрывалась.



Украинцы теперь нередко и в глаза называют нас зомбированными, считают своим долгом переубеждать. Говорят, например, что и сейчас за газ России заплачено с лихвой - уже тем, что их недавний президент сбежал к нам не с пустыми руками, а со многими миллиардами в валюте. Ещё говорят, Россия, мол, недемократичная, информация для людей просеивается. Возражаю, есть Интернет, множество телевизионных каналов, наконец, опыт и, как следствие, собственное мировоззрение. Уж я-то знала, что Украина деградировала «впереди России всей»: коррупция там и в советские годы, и во времена самостийности зашкаливала. В восьмидесятые я должна была вручить хирургу за операцию определённую мзду в денежном выражении, тогда как в России, во всяком случае, у нас на периферии, об этом и не слыхивали. Ну, разве что коньячок или конфеты иногда несли. Говорилось открыто, что такса для поступления, например, во Львовский медицинский институт - десять тысяч рублей, что в те времена было дороже кооперативной двушки. А какими безобразными тогда были украинские общественные столовые, даже имеющие вывески типа «Варенична»! Жидко, мутно, несъедобно, и мы с мужем, первые недели вынужденные жить в гостинице, после Костромы давились тамошним Общепитом.
Конечно, проблем и в России немало, но вот, например, все говорят, что хотят, никто ничего не глушит даже при международном общении! И хорошо, потому что, в конце концов, мы договариваемся: давние знакомые, уважающие друг друга, есть давние знакомые, и даже на моё «предатели» в адрес воинствующих украинцев - а вылетают и такие резкости - последние отвечают пожеланиями здоровья и счастья. Я искренне желаю им того же, не уставая при этом убеждать, что дядюшка Сэм преследует свои цели, он не пожалеет, как не пожалел (отсчитывая наоборот) Каддафи, югославов, японцев в Херасиме и Нагасаки и, наконец, индейцев, которые от зверств будущих счастливых жителей Штатов уходили  семьями в леса, чтобы семьями же повеситься на деревьях - выбирали меньшее из зол.
Конечно, я не сообщаю ничего нового об отношениях русских и украинцев - дебаты в Интернете представлены во всей «красе». Тем не менее, мой опыт по-своему уникален: будучи россиянкой до мозга костей, за семь лет я вросла в Западную Украину, не поссорилась там ни с кем, нередко - как ни нескромно звучит - бывала и бытовым миротворцем, несмотря на юный тогда возраст. «Ты наша, Лена, - говорили мне люди на Западной Украине, - ты все «розумиешь». Это был «наикращщий» комплимент, между прочим. А вот теперь я понимаю не всё, потому что по злой воле политиков гибнут простые хорошие люди, с обеих сторон. Кто-то очень сильно постарался, чтобы из небольшой разницы менталитетов выросло чудовище космических размеров, разбрасывающее дружественные народы в разные стороны, как… комья грязи. И ускорение этому придаёт ложь украинской верхушки, убеждающей собственное население в крайней враждебности к нему русских. 
…В последнее время нервное общение с виртуальным бросанием мной трубки сошло на нет, и, хотя ситуация на Украине пока не стабилизировалась, разговоры даже с самой воинственной приятельницей вернулись в прежнее русло - о своём, о женском. Последний был… о пользе буряка для давления, не больше и не меньше.  Думаю, это добрый знак…



Возвращаюсь к прогулке по Вероне, точнее, к моему неловкому общению с местными жителями. Может показаться, чуть ли не кичусь своим незнанием иностранных языков. Это не так, наоборот, чувствую себя культурно обделённой, но заниматься английским некогда. Понимаю, в целом к языкам мало способна, значит, времени потребуется много - в ущерб общению с родными и близкими, домашнему хозяйству, огородничеству, рукоделию, описанию путешествий и тем же путешествиям, так что приходится выбирать предпочтения. Успокаиваюсь тем, что странствия без знания языка по-своему интересны и кому-то послужат толчком ко вроде бы невозможному.
…Близился к концу мой второй день в Вероне. Торопливо переходила Адидже по какому-то страшному своим величием мосту с высоким ограждением, заканчивающимся зубцами, похожими на ласточкины хвосты. Ладно, встречались редкие парочки, а то бы хоть плачь. Угрюмый мост на противоположном берегу плавно переходил в такую же крепость, в сумерках пугающую большим рвом, толстыми цепями над ним и ещё необъяснимой жутью, разлитой окрест. Бежала как угорелая, на набережной почти наткнулась на белую каменную арку, вроде бы красивую и с лепниной, но внутри неё стояли подобия огромных монолитных пуфов, предназначенных явно для жертвоприношений или для казней, слишком уж они были для того «удобны». О, Верона, ты точно Рим в миниатюре, но, по мне, следами древних тиранов лучше ходить днём, а то и вовсе не ходить.
...Наконец, ставшие родными апартаменты на улице Порто Нуова. Тут всегда весело и многолюдно, только в одном месте обычно замедляю шаг - совсем рядом от дороги памятник погибшим героям-морякам. Вернее, целый комплекс, состоящий из ступенчатого фонтана, по моему разумению, льющего слёзы, из якоря и лаврового венка с траурной лентой. Листья, конечно же, не натуральные, по всей вероятности, металлические. Памятник кажется очень печальным, иногда и задерживалась возле него, вспоминала знакомых и родных, жизнь которых унесла вода. Печальным было ещё то, что лавровый венок, который должен был находиться вертикально слева от якоря на специальной подставке, каждый раз оказывался не на месте - то был брошен в воду и намокал, то валялся справа на газоне. Оказывается, вандалы есть не только у нас.


Последний день в Италии я тоже провела в Вероне: накануне отъезда вернулась сюда из Венеции, чтобы быть ближе к аэропорту. Вернулась уже не в дорогие апартаменты, а простенький трехзвёздочный отель, превзошедший, однако, ожидания. Номер малюсенький, но уютно, комфортно, удобно по расположению и… вкусно. На завтрак бери сколько хочешь и что хочешь, хотя без горячего: сыры, колбасы, йогурты, круасаны и даже торты, соки, фрукты…  всего и не упомнишь.
Правда, этот отель, приютившийся сразу за Ареной, оказался труднодоступным из-за ошибки моего провожатого - уже надо было лишь перейти дорогу, как и чувствовала, а я возьми и спроси одного прогуливающегося итальянского деда, что да куда. И он повёл! Как оказалось, в обратную сторону! В общем, находили мы с ним лишние километры, очень жаль времени.
Стоит сказать, ещё до поисков отеля, сразу по приезде из Венеции, а это было уже послеобеденное время, я решила отыскать почту, чтобы отправить из Вероны в Россию открыточку. На вокзале отделения не оказалось, пришлось идти километра два, как у нас бы сказали, на Главпочтамт.  Забегая вперёд, скажу, открытка из Вероны пришла ко мне домой, будто выстиранная, а главное, отжатая с помощью специального приспособления к советской стиральной машине «Сибирь». Когда пыталась выяснить причину порчи у заведующей нашим отделением, она ответила «на бегу»: «Наверное, под дождь попала». Что тут скажешь, тем более, если я знаю, что носит почту мама заведующей, и носит не от хорошей жизни, а потому, что на мизерную зарплату трудно найти почтальона. Объявления о вакансиях висят, пока не выгорят на солнышке. Кстати, будучи студенткой, на каникулах я одно лето работала почтальоном, так что знаю, почём фунт лиха. Обежать длиннющий посёлок было нетрудно, тем более что вслед летели комплименты, в том числе и от бабушек, например: «Ох, девка-то, как полетОк!» До сих пор не знаю, что такое этот «полеток», предполагаю, легко порхающая птичка. А лихо в том, что пугали собаки, бывало, полчаса ждёшь, пока кто-нибудь не проведёт мимо свирепой пасти.




В Италии вот тоже не всё идеально с почтой. Во-первых, видно, мало их, этих самых почт. Во-вторых и как следствие, очереди в них огромные. Пока шла к Главпочтамту, время от времени обращаясь в киоски, может, всё же есть отделение ближе? В ответ спрашивали, что за услуга нужна, и некоторые зазывали в свои пенаты, где якобы можно тоже отправить через терминал, но это стоило бы не центы, а около четырёх евро, да и заполнять надо кучу всего, естественно, не на русском.
На каком-то отрезке пути на тротуаре передо мной засеменила совсем седая сухонькая старушка, сбоку к ней приноравливалась смуглая женщина средних лет с гордой походкой. Шёл дождь, парочку невозможно было обойти, от скуки на всякий спросила и их, далеко ли почта. Сухонькая встала столбом, но отвечать ничего не могла, очевидно, была нездорова, а энергичная смуглянка резко и скороговоркой выдала несколько английских слов, из которых я ничего не поняла, а потому переспросила ещё. Сообразив, что просто так от меня не отделаться, гордячка вдруг заговорила по-русски.
- Ой, вы наша! - обрадовалась я. Только что не запрыгала.
- Я грузинка, - ответили мне холодно.
- Как мы любим грузин! - вырвалось у меня раньше, чем я поняла, что мне-то мало рады. Зато слова восторга возымели своё действия, и женщина вмиг подобрела.
- Стоять! - зычно гаркнула она своей подопечной,  которая была явно далека от мира сего, пусть ещё и бойко по нему ходила. Бедняжка остановилась. (Не сужу, может, больная и реагировала только на окрики, но наблюдать это было грустно.)
- Это ваша мама? - спрашиваю грузинку, про себя удивляясь-таки грубому обхождению.
- Нет, хозяйка.
- Строги вы к ней, однако. Будто вы хозяйка, а не она.
- Все так говорят, - засмеялась странная служанка и, показывая на спутницу, гаркнула снова: - С ней иначе нельзя!
Меня сопроводили почти до почты, которая находилась ещё и в переулке. «Хозяйка»  понимала-таки, что её ведут не привычным прогулочным маршрутом, и иногда останавливалась, недоумённо впериваясь взглядом то в меня, то в «служанку», но та реагировала в своём духе - иди, мол, куда указывают.
По пути новая знакомая рассказала грустную историю своего вдовства. Потом судьба заставила её покинуть Грузию в поисках работы, чтобы поднимать детей. Кстати, говоря о любви к грузинам вообще, я не грешила против истины, у меня с советских времён сохранилось трепетное отношение к этому народу, представители которого - Окуджава, Брегвадзе и другие.  Да вообще, в советское время мы, простые деревенские люди, любили все народы и народности нашей страны. Как говорится, впитали с молоком матери… А матери-отцы были воспитаны, например, на фильме «Свинарка и пастух». Ещё мы верили в справедливость власти...



Грузинку-служанку я встретила в Европе впервые, в отличие от молдаван, которых там, как говорится, пруд пруди. И это не в упрёк и не в похвалу никому, наверное, у каждого народа есть своя мера терпения и свои представления о труде. Кстати, и на почте на помощь мне первым бросился молдаванин. Видя, что я, не разобравшись, ринулась к итальянскому чиновнику, к столу которого не было очереди, а тот не разбежался мне что-либо разъяснить, участливый мужчина подошёл ко мне:
- Вы русская? – спросил по-нашему.
- Да.
- Сначала надо встать в очередь за талоном, вот в эту, - улыбнулся добрый человек. - А потом встать в другую очередь и следить за табло…
- Как в банке, - удивилась я, в своём поселковом отделении привыкшая к иному порядку. А в банках у нас и очередей за талонами нет, наоборот, к тебе со всех ног подбегает девушка со словами «Что желаете?» и вручает этот самый талон.
- Точно.
- А вы молдаванин? - спросила без тени сомнения: - Кто ещё так быстро-бескорыстно бросится помогать!
- Да.
- Очень приятно. Спасибо.
- Мне тоже.
Потом мы разошлись, а когда пришло время, наконец, встать мне в «другую» очередь, молдаванин предложил своё кресло, рядом с тихой-тихой его женой, казалось, безучастной ко всему. Почему-то подумалось, женщина грустит по своему маленькому местечку под сенью черешен, наверное, как раз наливающихся сейчас, в раннем июне.  Только бы что не хуже…
Молдавская чета, образно говоря, пришла к финишу гораздо раньше меня, и перед почтовым клерком опять предстаю беспомощной и одинокой. После моих ино-перлов чиновник заявил, что ни бе, ни ме, ни кукареку, и предложил говорить по-итальянски, хотя чего уж было проще - принять из рук алчущей открытку с адресом. Может, надо было ответить, какой вид отправления: есть же у нас авиа, экспресс и прочее. Что делать? Озираюсь по сторонам,  ищу глазами новых помощников. Тут не выдерживает и приходит на помощь… моя ближайшая соседка по креслу ожидания. Она подошла и на хорошем итальянском объяснила чиновнику, что хочет синьора, то есть я. Помню, потом опять чего-то должна была ждать, а потому села на прежнее место, то есть рядом с выручившей меня синьорой. Разговорились, и каково же было удивление… молодая женщина с внешностью княгини тоже грузинка, тоже вдова и тоже служанка. День русско-грузинской дружбы, не иначе, хотя правды ради скажу, грузины - не молдаване, за границей по первому зову, тем более без зова, на помощь русским не бросаются. Получается, их братская любовь остыла или едва теплится, а молдаване ещё пылают чувствами, веря в благородство «старшего». А сами-то в себя верим? Тоже ведь напортачили.
Может, мои примеры нетипичны? Однако сомнения если и могут иметь место, то лишь  относительно грузин, с молдаванами проверено много-много раз - настоящие друзья на чужбине.
…И после этих почтовых мытарств в Италии в России мне доставили открытку, которой слово «потрёпанная» сделало бы комплимент! Дошла, правда, быстро… Может, её теперь в микроволновку на дезинфекцию?




После почты снова гуляла по улицам, набирая последних впечатлений. Черпала их из, казалось бы, мелочей. Удивлялась древним фонтанам, из которых без боязни поят даже деток; пробовала очередное мороженое, убеждаясь, что самое  вкусное не есть самое дорогое; ухитрилась оставить фотоаппарат на полочке киоска, где покупала магнитики. Долгие часы безо всякой надежды искала потом заштатный переулок с тем киоском и нашла. С улыбкой вернули мне хранилище прекрасной памяти об Италии, которую полюбила всем сердцем.

Многое-таки не успела в Вероне. Каким-то образом не попала на площадь Синьории, где находится храм Святой Анастасии с немыслимыми культурными ценностями, а также стоит памятник Данте. Сколько раз гуляла по базарной площади Эрбе, надо было всего лишь нырнуть в узенький проулок у знаменитой башни Ламберти, и очутилась бы на площади Синьории, а вот забыла же.
Да, почти ничего не сказала о том, что попробовала в Вероне из яств. При всём уважении к Италии, здешняя кухня - не моя радость. Разнообразия мало: вся выпечка, она же чаще всего «второе», - это пицца и её варианты. Причём пицца редко попадается вкусная, края её сродни подошве. Видела, местные в кафе берут двойную-тройную порцию, выедают середину, а корки горой, почти как арбузные, водружают на тарелку. Нашему брату туристу такое не всегда по карману, может, потому я и приехала из Италии со сломанным зубом.
В витринах торчит ещё множество пирогов, но они фактически та же пицца, только начинка внутри. Вообще, Европа так объединилась, что не только валюта, но и выпечка общая, и надо потрудиться и раскошелиться, чтобы отыскать путный национальный ресторанчик или хотя бы кафе. В Вероне я такой ресторанчик и не искала, в отелях были прекрасные завтраки, а по летней жаре хватало мороженого, фруктов или бутерброда с хамоном. Наверное, это даже хорошо, уже дома вычитала, что местная фишка… лошадиная запеканка. И вдруг бы не распознала? По виду она - аппетитнейший высокий румяный каравайчик, а внутри… понятно что. Оказывается, в давние времена после очередного сражения за Верону полегло много лошадей, и экономные веронцы решили, что мясо трупов надо использовать в пищу. Напекли, съели, с тех пор и лакомятся. Эх, лучше бы не знать…
На площади Эрбе, куда стекается весь «туриствующий» (сама придумала!) люд, потому что дворик Джульетты рядом, на прилавках стоят бесчисленные отряды больших стаканов с фруктовыми ассорти. Называется лакомство почему-то «Македония». Состав вроде тот же, что и на барселонском рынке Бокерия, но, как говорится, Федот, да не тот, и при этом дороже. В чём отличие? Фрукты-ягоды  не так свежи, стёкший с них сок не так прозрачен, нарезка не так аккуратна…
Не хочется заканчивать повествование о веронских угощениях на критике... О, вспомнила! В магазинчиках мороженого продаются умопомрачительные смеси мороженого с фруктами и ягодами. Свежайшая клубника или что другое, по желанию, накладывается при тебе в огромный фужер, содержимое покрывается мороженым, а сверху сироп или жидкий шоколад на выбор. Стоит намного дороже «Македонии», но оно того стоит.






…Представьте, сегодня серый приуральский день закатного лета, а я вся в миражах. Вон за углом, за тем самым, что примыкает к захламлённому двору поселкового магазина, вижу поляну веронских белых роз. Они атласны, необычайно чисты и собраны во многие пышные соцветия, напоминающие охапки снега. Дарю их всем, кто дочитал моё повествованию про Верону и не только!

Готов к критике!